«Дорогой отец!
Пишу вам, и не знаю, когда это письмо дойдёт, да и дойдёт ли вообще... Тоскую я по вам со страшной силой, не проходит и часа, чтобы я не думал о вас, о том, как вы, должно быть, страдаете в своём заточении. Сердце моё обливается кровью от стыда, что не могу я помочь в беде своему родителю.
Не подумайте, отец, что я от лени или безразличия не спешу на помощь к вам... К стыду своему признаюсь, что мне просто страшно выходить из своей крепости. В последнее время повадились ходить сюда жалкие, ничтожные существа. Приходят они толпами, ломают ворота, врываются и хотят на меня напасть! До сих пор моим слугам удавалось преподать наглецам хороший урок, после которого весь зал был устелен их изувеченными трупами, ха! Однако слуги мои сильны, пока слышат мою музыку. Только она воодушевляет их и наделяет огромной силой. Боюсь, вдали от своего инструмента я стану жалок и слаб, и умру от предательской стрелы в спину, так и не добравшись до вас, отец мой...
Лишь игра на органе скрашивает мои дни, полные тоски и безысходности. Я сочинил сюиту в вашу честь, отец, она называется «Баюм Великолепный», и каждая её нота прославляет ваши былые подвиги. Когда я играю её, мне становится немного легче, словно вы, отец, оказались здесь, со мной...
Я не перестаю надеяться, что когда-нибудь мы с вами встретимся и заживём спокойно и счастливо, без посягательств на нашу свободу и жизнь. Бывалого величия нам уже не вернуть, но теперь оно не имеет для меня ни малейшего значения. Я лишь хочу видеть с собой рядом моего дорогого отца, и быть ему поддержкой и утешением в старости.
Остаюсь с поклоном,
Ваш любящий и бесконечно преданный сын
Фринтецца»
Баюм прочитал письмо, прижал его к груди и разрыдался. Он тоже безумно скучал по сыну, каждый день разлуки медленно убивал его. Падший король Элморадена был готов пожертвовать все свои земли, богатства, престол и корону, лишь бы на минутку встретиться с Фринтеццой, обнять его, перемолвиться парой слов... Но у Баюма не было ничего. Была лишь ненавистная башня, которую он сам же построил, была вечно запертая палата и тяжёлые серые тучи над головой. И всё.
Хотя, были ещё ангелы. Смотрители, стражники, мучители, доктора... Как же Баюм их ненавидел! Один его удар, один вздох, один взгляд мог навеки уничтожить каждого из них. Иногда его ненависть прорывалась наружу, туманила разум, и он уничтожал их сотнями, размазывал по камням, крошил в кулаке, разрывал зубами... Но ангелы всегда возрождались. Они были бессмертны, как и он сам, и могли вечно держать его в этом плену. Баюм угрожал, просил, умолял, давал обещания – но тщетно. Комната оставалась запертой, а ангелы – молчаливыми и беспощадными.
Баюм вздохнул и мрачно посмотрел на стайку ангелов, чистящих стену.
– Доктора позовите, – сказал он.
– Что? – один из агнелов развернулся и подлетел ближе.
– Доктора позови, говорю!
– Доктор сейчас занят, и не может прийти. Он явится на вечерний осмотр, как обы...
– ЗОВИ ДОКТОРА!!!
От такого рёва ангела отбросило от Баюма и расплющило о противоположную стену. Остальные тут же зашевелились, засуетились, куда-то унеслись, и через минуту в палате появился главный архангел по имени Галаксия. Он степенно приблизился к Баюму и вопросил:
– Звали, ваше величество?
– Да. Поговорить надо.
– Оставьте нас, – архангел повернулся к остальным, и те поспешили удалиться. Баюм и архангел остались одни.
– Так что вы хотели, ваше величество? – вежливо спросил архангел. Он уже знал, о чём пойдёт разговор.
Баюм вздохнул, уселся поудобнее и положил письмо в стопку таких же измятых, залитых слезами и зачитанных до дыр писем.
– Доктор, отпусти ты меня! Сил моих больше нет! Я своего сына уже вечность не видал, забыл уже, как он выглядит! Торчу на этой крыше, как флюгер какой, с места не сойти! Да и Фринци тоже по папке скучает, вон, писем-то, писем-то сколько пишет! И всё слёзные такие... Обижают его там без папки, боится, на улицу носа не кажет! Отпусти, Богами прошу! Мы с ним под землю закатимся, закроемся, будем тише воды, ниже травы, никто о нас и не услышит, и не узнает!
Галаксия тяжело вздохнул и промолчал.
– Ну что молчишь? Чего молчишь, пернатый? – Баюм громогласно высморкался в мятый платок, по размерам походивший на какое-нибудь знамя. – Тебе самому не надоело? Держите меня тут не пойми зачем, мучаете... Летели бы на свободу, по делам, чего вы тут со мной торчите? Да и приглядеть-то нормально не можете, так и шляются тут всякие! Так и шныряют, так лезут изо всех щелей, чуть не каждый день! Ножиками в меня тыкают, смеются, потешаются. Никакого уважения к старику. А ведь боятся меня до смерти! Ножиком ткнут – и сразу наутёк. Крови им моей хочется... Ух, доберусь я до них, ух, доберусь! – Баюм в бессилии потряс кулаком. – Ну так что, доктор? Отпустишь?
Крылья архангела устало поникли. Ему смертельно надоели все эти разговоры.
– Вы же знаете, ваше величество, что выпускать вас на свободу я не имею права.
– Гррр...
– Вы, ваше величество, опасны для окружающих. У вас приступы беспричинной агрессии, склонность к насилию, убийству, жажда крови. Вы – источник беспорядков и угроза обществу. Вы – буйный душевнобольной с манией величия. Поверьте, была бы моя воля, я бы не стал вас здесь держать. Но вы были приговорены к пожизненному заключению под стражу с принудительным лечением! И приговорены, осмелюсь заметить, по своей же вине!
– А я, может, раскаялся! Я, может, исправился! Да и ослабел я тут порядком. Еда мерзкая, ни прогулок, ни упражнений... Никаких занятий, только спать да по палате топтаться.
– Мда, исправились, ослабели... – Галаксия посмотрел на останки ангела, размазанные по стене. – Вы вот мел просили, зачем?
– Порисовать, я ж от скуки и безделья тут загибаюсь!
– Порисовать? И что же вы нарисовали? Вот это слово на стене? – архангел сердито ткнул пальцем в полустёртую надпись. – Королевским особам таких слов не то что произносить и писать, а знать не положено!
Баюм пристыжено засопел.
– Кстати, о вашем сыне...
– Да, да! – Баюм встрепенулся.
– Вы, несомненно, знаете, что ваш сын заключил сделку с дьяволом и получил вечную жизнь. Так что ваши слова о том, что он боится выходить на улицу по меньшей мере смешны. Ему ничего не угрожает.
– Ну так и что?! Вы думаете, зачем он на улицу идёт? Погулять, цветочки понюхать, на солнышке погреться? Он к папке хочет, ко мне! Скучает мальчонок без папки! А придёт он сюда, так вы что, пустите его, что ли?! Тьфу!
– Я могу подать прошение в высшие инстанции и, возможно, вам разрешат свидания.
Баюм призадумался.
– Пока что вот, подойдите сюда.
Архангел подлетел к сияющему кристаллу, Баюм со вздохом поднялся и тяжело протопал следом. Галаксия покрутил кристалл, поводил над ним руками и отлетел.
– Вот, прошу. Смотрите.
Баюм уселся на пол и приник к кристаллу. Там, в его сияющих гранях, был принц Фринтецца! Принц сидел за исполинским органом и наигрывал печальную мелодию, полную неземной тоски. По лицу Фринтеццы текли слёзы, и, казалось, орган рыдает вместе с ним. Баюм долго и неотрывно следил за своим сыном. За годы разлуки Фринтецца вырос, стал прекрасным юношей с королевской статью. Это был совсем не тот маленький мальчик, каким его помнил Баюм, к тому же на королевиче была надета маска, но всё равно это был его сын, с до боли родными глазами... Даже цвет волос у Баюма и Фринтеццы был одинаковый.
Глаза Баюма заволокло слезами, изображение сына поплыло и исчезло. Король глухо разрыдался.
– Как вырос-то мальчонок! Совсем большой стал! – всхлипывал он. – Весь в папку, глаза, волосы – ты видел, пернатый? А статный-то какой! Сразу видно – королевская кровь!
Архангел вежливо молчал, порхая над полом.
– Жениться ему пора! Да за такого красавца любая девка замуж побежит. Вот эту можно сосватать, как её... Лильку! Или Анакиму. Хотя нет, Анакима чудная, баба – не баба, не пойми кто... Вся в железках каких-то. А Лилька ничего, чернокнижница, из наших. Поладят они с сынкой моим. Он ей на органе играть будет... Внучков мне понарожают, я их понянчу на старости лет...
– Да-да, возможно... – архангел посмотрел на небо, затянутое серыми облаками.
– Ну так что, отпустишь?
– Нет. Даровать вам свободу может только указание свыше, а пока я таковых не получал. Сожалею, ваше величество, но мы будем вынуждены и дальше держать вас под стражей.
Рука Баюма начала сжиматься в кулак.
– И чем больше агрессии и неуважения к своим стражам вы проявляете, тем труднее вам будет заслужить помилование и...
Огромный кулак обрушился на то место, где только что стоял архангел. Во все стороны полетели осколки камня, в полу образовалась внушительных размеров вмятина.
– «Я исправился, я ослабел» – вовремя упорхнувший архангел укоризненно посмотрел на Баюма. – Сожалею, ваше величество, но выпускать вас на свободу в таком состоянии – преступление против человечества! Взять его!
Последние слова были обращены к ангелам-смотрителям. Тут же слетелись они огромной стаей, опутали короля магическими сетями и оттащили к стене. Баюм бушевал, вырывался, отмахивался от ангелов и изрыгал проклятия, но в итоге без сил опустился на пол и затих.
– Пусть отдыхает, – сказал Галаксия. – Покой ему нужен... Только вот как раз покоя-то ему и нет...
Ангелы-смотрители вереницей воспарили на сломанный шпиль башни и уселись там рядком. Спящий Баюм опять остался в одиночестве.
– Да, кстати, насчёт этих... Гм... Посетителей... – архангел обратился к одному из смотрителей. – Зачем они сюда постоянно ходят? Только больного беспокоят, а он и так буйный.
– Их академия магов посылает. Кровь его зачем-то нужна, свойства у неё какие-то... Особые, – ответил ангел.
– Какое варварство! – поморщился Галаксия. – Хоть и душевнобольной, но он всё же король, и такое обращение неприемлемо... Мало того, что это неуважение к августейшей особе, так эти... посещения заставляют его нервничать, бушевать... А нам каждый раз успокаивай. Нет, надо с этим что-то делать! Почему наглецов не задерживают на всех тринадцати этажах?
– Так задерживаем! Вся стража на ногах, глаз не смыкает, по три обхода в сутки! Всё равно пролезают, чтоб им...
– Хм... Ну а что если... А что, если мы будем сами брать у больного кровь и отсылать её в академию магов? Договоримся о количестве, а с их стороны потребуем больше не беспокоить его величество. Да, пожалуй, так мы и поступим... К нам он уже более-менее привык.
Архангел призадумался и стал в уме составлять обращение в академию Хардина, как вдруг его мысли прервал громкий вопль какой-то наглой эльфийки:
– БАЮМЧЕЕЕЕГ! СКАЖИ: «ПРЕВЕЕЕЕЕЕД!!!»
Далее послышался громогласный рёв Баюма, ужасная брань и топот, от которого вся башня до основания затряслась.
– Да что ж это такое?!
Ангелы сорвались с мест и спикировали к Баюму. Разбуженный и очень злой король носился по палате, а под ногами у него шныряли какие-то маленькие фигурки. Баюм мог с лёгкостью растоптать их, но они резво уворачивались, хохотали, сыпали непристойностями и тыкали в короля тонкими ножами. Получив каплю королевской крови, наглецы мигом уносились за пределы башни, в безопасный Аден. Скоро не осталось никого: один Баюм метался по палате, кидался на стены и пытался проломить ворота.
– Смирительные чары на него, – вздохнул Галаксия. – Я полетел писать письмо.
.Выбирает Выбирает... ничего не катит..
